Неточные совпадения
Неужели это прекрасное чувство было заглушено во мне
любовью к Сереже и желанием казаться перед ним таким же молодцом, как и он сам? Незавидные же были эти
любовь и желание казаться молодцом! Они произвели единственные темные пятна на страницах моих
детских воспоминаний.
Между нами никогда не было сказано ни слова о
любви; но он чувствовал свою власть надо мною и бессознательно, но тиранически употреблял ее в наших
детских отношениях; я же, как ни желал высказать ему все, что было у меня на душе, слишком боялся его, чтобы решиться на откровенность; старался казаться равнодушным и безропотно подчинялся ему.
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали
детские уста мои за любимой матерью,
любовь к ней и
любовь к богу как-то странно сливались в одно чувство.
Я перекрестился с
любовью, лег на нары и заснул ясным,
детским сном.
Вместе с годами из
детских шалостей выросли крупные недостатки, и Виктор Васильич больше не просил у матери прощения, полагаясь на время и на ее родительскую
любовь.
Ему надо солнце,
детские игры и всюду светлый пример и хоть каплю
любви к нему.
Хочу любить — но слов
любви не знаю,
И чувства нет в груди; начну ласкаться, —
Услышу брань, насмешки и укоры
За
детскую застенчивость, за сердце
Холодное.
Она радостно, безоблачно отдавалась названному чувству, письма ее — одна отроческая песнь
любви, подымающаяся от
детского лепета до могучего лиризма.
Любовь Андреевна.
Детская, милая моя, прекрасная комната… Я тут спала, когда была маленькой… (Плачет.) И теперь я как маленькая… (Целует брата, Варю, потом опять брата.) А Варя по-прежнему все такая же, на монашку похожа. И Дуняшу я узнала… (Целует Дуняшу.)
Любовь Андреевна, как сейчас помню, еще молоденькая, такая худенькая, подвела меня к рукомойнику, вот в этой самой комнате, в
детской.
Любовь Андреевна(радостно, сквозь слезы).
Детская!
Любовь Андреевна(глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой
детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!
— Вва! — разводил князь руками. — Что такое Лихонин? Лихонин — мой друг, мой брат и кунак. Но разве он знает, что такое любофф? Разве вы, северные люди, понимаете любофф? Это мы, грузины, созданы для
любви. Смотри, Люба! Я тебе покажу сейчас, что такое любоффф! Он сжимал кулаки, выгибался телом вперед и так зверски начинал вращать глазами, так скрежетал зубами и рычал львиным голосом, что Любку, несмотря на то, что она знала, что это шутка, охватывал
детский страх, и она бросалась бежать в другую комнату.
Отец уважал труды крестьян, с
любовью говорил о них, и мне было очень приятно его слушать, а также высказывать мои собственные чувства и
детские мысли.
Это ожесточение оттого, что ты не понимаешь ее
любви, да и она-то, может быть, сама не понимает себя; ожесточение, в котором много
детского, но серьезное, мучительное.
Последний месяц меня очень состарил — и моя
любовь, со всеми своими волнениями и страданиями, показалась мне самому чем-то таким маленьким, и
детским, и мизерным перед тем другим, неизвестным чем-то, о котором я едва мог догадываться и которое меня пугало, как незнакомое, красивое, но грозное лицо, которое напрасно силишься разглядеть в полумраке…
В этом лепете звучало столько
любви, чистой и бескорыстной, какая может жить только в чистом
детском сердце, еще не омраченном ни одним дурным желанием больших людей.
Целую ночь затем ей снился тот зеленый уголок, в котором притаился целый
детский мир с своей великой
любовью, «Злая… ведьма…» — стояли у ней в ушах роковые слова, и во сне она чувствовала, как все лицо у ней горело огнем и в глазах накипали слезы.
И теперь часто, в глухую полночь, я просыпался, полный
любви, которая теснилась в груди, переполняя
детское сердце, — просыпался с улыбкой счастия, в блаженном неведении, навеянном розовыми снами детства.
Я уходил потому, что не мог уже в этот день играть с моими друзьями по-прежнему, безмятежно. Чистая
детская привязанность моя как-то замутилась… Хотя
любовь моя к Валеку и Марусе не стала слабее, но к ней примешалась острая струя сожаления, доходившая до сердечной боли. Дома я рано лег в постель, потому что не знал, куда уложить новое болезненное чувство, переполнявшее душу. Уткнувшись в подушку, я горько плакал, пока крепкий сон не прогнал своим веянием моего глубокого горя.
Услышишь о свадьбе, пойдешь посмотреть — и что же? видишь прекрасное, нежное существо, почти ребенка, которое ожидало только волшебного прикосновения
любви, чтобы развернуться в пышный цветок, и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от
детских игр, от танцев, и слава богу, если только от этого; а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей.
Мы пришли в нашу
детскую спальню: все
детские ужасы снова те же таились во мраке углов и дверей; прошли гостиную — та же тихая, нежная материнская
любовь была разлита по всем предметам, стоявшим в комнате; прошли залу — шумливое, беспечное
детское веселье, казалось, остановилось в этой комнате и ждало только того, чтобы снова оживили его.
Текло время. Любовные раны зажили, огорчения рассеялись, самолюбие успокоилось, бывшие любовные восторги оказались наивной
детской игрой, и вскоре Александровым овладела настоящая большая
любовь, память о которой осталась надолго, на всю его жизнь…
«О нет. Все это была не
любовь, так, забава, игра, пустяки, вроде — и то правда — игры в фанты или почту. Смешное передразнивание взрослых по прочитанным романам. Мимо! Мимо! Прощайте,
детские шалости и дурачества!»
Борода его стала сырой. В сердце мальчика ещё горячее и ярче вспыхнула
любовь и жалость к большому рыжему человеку, в котором он чувствовал что-то хорошо знакомое
детскому сердцу.
И вдруг на него нашло такое странное чувство беспричинного счастия и
любви ко всему, что он, по старой
детской привычке, стал креститься и благодарить кого-то.
На меня смотрели эти чудные девичьи глаза, а в них смотрело счастье,
любовь и целый ряд
детских глаз — да, глаза тех наших детей, в которых мы должны были продолжиться и которых мы никогда-никогда не увидим.
И о матери ни разу не подумал, а что-то собирался думать о ней — изменил матери Саша; о Линочке не подумал и не дал ни
любви, ни внимания своей чистой постели, знавшей очертания еще
детского его, тепленького тела — для
любви к чужой девушке изменил и дому и сестре.
Все изложенные нами явления, проходившие перед глазами Петра во время его
детских и юношеских годов, не совсем удобны были для того, чтобы внушить ему особенную
любовь к преданиям, обычаям и всему порядку вещей в древней Руси.
Мне не льзя надеиться быть любимым:
детское возражение! разве можно верить
любви? разве существует она в женском, легкомысленном сердце?
Цыплунова. Нет, Юша, ты или возобнови знакомство с ней и узнай ее хорошенько, или выкинь вздор из головы и уж не мечтай о ее
детской чистоте, а то эта мечта мешает тебе видеть других женщин, которые, может быть, гораздо лучше ее и более достойны твоей
любви.
Между тем она в
любви своей точно так же готова выдать себя, как Татьяна: обе, как в лунатизме, бродят в увлечении с
детской простотой.
Печорину тотчас пришло в мысль, что княгиня рассказала мужу прежнюю их
любовь, покаялась в ней как в
детском заблуждении; если так, то всё было кончено между ними, и Печорин неприметно мог сделаться предметом насмешки для супругов, или жертвою коварного заговора; я удивляюсь, как это подозрение не потревожило его прежде, но уверяю вас, что оно пришло ему в голову именно теперь; он обещал себе постараться узнать, исповедывалась ли Вера своему мужу, и между тем отвечал...
Гордость ли оскорбленная замучила это
детское сердечко, три ли месяца страданий от отца, переменившего вдруг
любовь на ненависть и оскорбившего ее позорным словом, смеявшегося над ее испугом и выбросившего ее, наконец, к чужим людям?
Неужели картина
любви имела столько прелестей для осьми — или десятилетнего мальчика, чтобы он мог забывать веселые игры своего возраста и целый день просиживать на одном месте, впиваясь, так сказать, всем
детским вниманием своим в нескладицу «Мирамонда» или «Дайры»?
Он придумал и учредил, сообразно с началами разумной системы общества,
детские школы, в которых новая, высшая система внешней обстановки, действуя на образование юных характеров, производила в них привычки и наклонности мирно-благожелательные и одушевляла их
любовью ко всем.
С
детских лет, имея по преимуществу русское направление и пылкую натуру, он горел нетерпением запечатлеть кровью свою горячую
любовь к отчизне; в сражении под Полоцком он был ранен в ногу и получил за храбрость орден Анны 3-й степени на шпагу.
Но дочь так долго и недавно была еще далека от матери, что, несмотря на порывы горячей
любви и нежного участия со стороны матери, принимаемые с восторженной благодарностию, не могла предаться свободно искреннему, полному излиянию своей
детской привязанности.
За несколько месяцев смела ли она мечтать о таком сближении с матерью, о такой ее
любви, о возможности доказать ей свою
детскую безграничную
любовь и таким доказательством осчастливить обожаемую мать!
Нет, это действительно интересный факт, и я не понимаю, как мог я забыть его. Вам, гг. эксперты, это может показаться мальчишеством,
детской выходкой, не имеющей серьезного значения, но это неправда. Это, гг. эксперты, была жестокая битва, и победа в ней недешево досталась мне. Ставкою была моя жизнь. Струсь я, поверни назад, окажись неспособным к
любви — я убил бы себя. Это было решено, я помню.
Анатоль между тем начинал чувствовать усталь от своей
любви, ему было тесно с Оленькой, ее вечный
детский лепет утомлял его. Чувство, нашедшее свой предел, непрочно, бесконечная даль так же нужна
любви и дружбе, как изящному виду.
Любовь Ивановна ему не по плечу с своими
детскими требованиями от жизни; это он сознает и сам мне высказывал неоднократно.
— Что же тянет тебя туда, в полусознательную жизнь? Что хорошего было в этих
детских годах? Одинокий ребенок и одинокий взрослый человек, «немудрящий» человек, как ты сам называл его после смерти. Ты был прав, он был немудрящий человек. Жизнь скоро и легко исковеркала его, сломав в нем все доброе, чем он запасся в юности; но она не внесла ничего и дурного. И он доживал свой век, бессильный, с бессильной
любовью, которую почти всю обратил на тебя…
Елена. Постараюсь. (Обнимает мать). Мама! я могла бы ведь этого и не говорить тебе, так цени же мою
любовь и
детскую преданность. Теперь пора одеваться; я невеста и хочу быть красавицей! (Уходит).
Внукам я рассказала сразу. Не своим, а единственному внуку, которого я знала, — няниному: Ване, работавшему на оловянном заводе и однажды принесшему мне в подарок собственноручного серебряного голубя. Ваня этот, приходивший по воскресеньям, за чистоту и тихоту, а еще и из уважения к высокому сану няни, был допускаем в
детскую, где долго пил чай с баранками, а я от
любви к нему и его птичке от него не отходила, ничего не говорила и за него глотала.
Может быть, они правы, и может быть, не прочти я его до семи лет… но я прочла его в том возрасте, когда ни шуток, ни сатиры нет: есть темные сады (как у нас в Тарусе), есть развороченная постель со свечой (как у нас в
детской), есть блистательные паркеты (как у нас в зале) и есть
любовь (как у меня в грудной ямке).
Об этой
любви моей, именно из-за явности ее, никто не знал, и когда в ноябре 1902 года мать, войдя в нашу
детскую, сказала: к морю — она не подозревала, что произносит магическое слово, что произносит К Морю, то есть дает обещание, которое не может сдержать.
Я после узнал, что это один господин из провинции, у которого было какое-то решительное, головоломное дело в столице, который привез нашему хозяину рекомендательное письмо, которому хозяин наш покровительствовал вовсе не con amore [из
любви (ит.).] и которого пригласил из учтивости на свой
детский бал.
Нан замолкла, потрясенная своей исповедью, а Дуня с расширенными зрачками и с улыбающимся застенчивым лицом ловила каждое слово юной баронессы. Ее
детское сердечко билось спокойно и ровно, не сознавая всей важности такой
любви, но чужое счастье захватило эту маленькую впечатлительную душу.
Оленин лежит в первобытном лесу, в логове оленя. «И вдруг на него нашло такое странное чувство безграничного счастья и
любви ко всему, что он по старой
детской привычке стал креститься и благодарить кого-то».